Из всех сестер любви - прекраснее всех жалость.
( Кто- то из французских классиков)
Эдик учился в Свердловской "кадетке", так он называл свое суво-ровское училище. Он садился с Мишкой на одной станции, быстро познакомился, но разговаривали они мало. Длинноногий, болтливый парень, чем-то раздражал Мишку. Скоро юнец привязался к молодень-кой вертлявой проводнице, окончательно окопался у нее в служебном купе и таскался за ней по всему вагону, помогая разносить чай. Мишка остался наедине с книгой о чем, в общем, и не сожалел.
Медленно тянулось время за поездом, пока на одной из маленьких станций не ввалился в вагон студенческий стройотряд. Сразу стало тесно, шумно и весело. Загорелые длинноногие девицы в униформе и без, сновали по коридору под дикий крик магнитофона. От мелькающих в дверях купе курточек, клетчатых рубах, маек и синих трико, рябило в глазах. Эдик моментально откололся от проводницы и откочевал в со-седнее купе, где вскоре забренчала гитара... Похоже, что мужики в этом стройотряде были, как говорится "в дефиците". Мишку данное обстоя-тельство не волновало, он увлекся описанием похода неукротимых чин-гизидов к последнему морю, а из соседнего купе рвались отчаянные ак-корды и незамысловатое:
- Мы идем мимо снарядов и мин,
Мы идем, подобные банде,
А против нас всего лишь один-
Товарищ майор Андин!
- Лихо шпарит стервец, - с удивлением подумал о руладах Эдика Мишка и, подняв голову от книги, обнаружил, что в купе он уже не один. Его изучали громадные, чуточку грустные глаза прелестной попутчицы, которая неизвестно, как возникла в углу дивана напротив. Тихая, как мышка она уютно устроилась в углу, у двери и молча смотрела куда-то сквозь Мишку и видела что-то свое, делавшее ее взгляд обиженным и грустным, как у брошенной собаки.
Он медленно протянул ей руку и серьезно сказал:
- Здравствуйте, я Миша.
Она машинально подала свою и представилась: - Вера, - потом прыснула тихим смехом и приятно улыбнулась.
Они уже познакомились полчаса назад, когда напористая, как реч-ной буксир, Лина протиснулась в купе, таща за собой подружку и провозгласив: - Наши места всегда внизу, - плюхнула громадный рюкзак на полку.
Куртка цвета хаки, вся в надписях и значках реяла вокруг ее крепкого торса, как жалкие остатки парусов после шквала, а самая настоящая тельняшка обтягивала груди достойные кисти Рубенса с та-кой выразительностью, что было ясно - эта девица, при случае, не только коня на скаку остановит, но и любой из японских супертан-керов. Это произведение природы не нуждалось в модных ухищрени-ях в виде тесного бюстгальтера и, похоже, что их обладательница это прекрасно понимала! В целом она производила впечатление че-ресчур умной и добродушной девицы, и даже не в меру острый язы-чок не убавлял присущего ей шарма. Женщины подобного типа всегда становятся душой общества в не зависимости от того, чем они занимаются. Они одинаково успешно поют в опере, учат детей и выхаживают раненых...
Мишка почему-то сразу вспомнил медсестру из госпиталя, кото-рую старшие офицеры называли никарагуаночкой. Всеми обожаемая, пышная и улыбчивая молодушка вернулась из этой далекой страны с медалью и жестокой малярией, досаждавшей ей во время ночных дежурств. Линочка казалась ее младшей сестрой отбившейся от рук...
На этом буйном фоне, Верочка казалась тихоней и серой мыш-кой случайно забравшейся в карман Гаргантюа. Впрочем, для мыш-ки она была несколько длинновата, обладала весьма привлекательной внешностью, гибкой и изящной фигуркой и прочими достоинствами студентки третьего курса мединститута, которые проступали не сразу, а как на фотографии, во время проявления, медленно, но четко. И рассматривать эти новые черточки ее характера было так же радост-но, как и при создании маленького фотографического шедевра.
Остаток дня состоял из бесконечного шума, споров, отчаянной игры в подкидного и какого-то незапланированного веселья - центром которого, разумеется, была Лина. Мишка, играя в дурака в паре с Верочкой, был рассеян и все время проигрывал. И каждый раз зано-за Линка не забывала ввернуть, что, мол, не везет в карты, должно повезти в чем ни будь другом.
Но, ни что не предвещало более крутого развития сюжета. Народу в купе набилось изрядно и, что греха таить, соприкосновение соблаз-нительными и горячими бедрами и боками соседок доставили Мишке немало приятных минут. Общество постепенно разоблачалось до маек, и когда кто-то предложил играть "на интерес" это особого энтузиазма не вызвало, снимать было почти нечего, а целоваться принудительно никому не хотелось. Великое сидение продолжалось, пока раздражен-ная проводница не вырубила свет.
Вопреки утреннему заявлению, девчонки полезли спать на верх-ние полки. На джентльменские возражения попутчиков Лика ответи-ла, что так надежнее. Как отрубила.
Опустили темную штору, и навалилась на маленький вагонный мирок тьма кромешная. Вагон неистово качался из стороны в сторо-ну. Временами под ним что-то отчаянно бухало, содрогались полки и отвечали восторженным дребезгом стаканы на столе. Все как в обычном вагоне, летящем сквозь ночь неведомо куда, вслед за ос-тальными изношенными собратьями, вслед за сумасшедшим электро-возом, оглашающим окрестные леса диким криком при виде встреч-ных огней такого же очумелого состава.
Мишка вытянулся на прохладной простыне, закинув руки за го-лову, и слушал давно привычные звуки ночного поезда. Рядом вды-хал и ворочался неугомонный кадет. Беспорядочные мысли кружили вокруг событий сегодняшнего дня, рождая сладостные образы. Словно в кинокадрах, водопад темных волос Верочки сменялся на видение колыхающейся тельняшки на груди Лины. Затем снова выплывали очаровательные глаза Веры, он встречался с ее взглядом, и она опус-кала ресницы...
Он, кажется, слегка задремал, но тут ему основательно насту-пили на руку, мягкий прыжок на пол и возня на соседнем диване. Шепот и тихо хихиканье не вызывали сомнений по поводу происхо-дящего. Одна из подружек снизошла к страждущему от одиночества Эдику!
Голубки самозабвенно целовались, едва переводя дыхание от за-тяжных поцелуев, выражая свои восторги мычанием и вздохами. Не-винные казалось, забавы скоро нашли свое логическое продолжение. Судя по тому, как чмоканье и смешки сменились шумным и преры-вистым дыханием Эдика, Лина, наконец, уступила его домогательст-вам! Похоже, что парень старался вовсю. По интенсивности звуков, раздающихся с соседнего дивана, Мишка пытался угадать, в какой стадии находились распоясавшаяся парочка, и вдруг подумал, что Вера тоже слушает эти звуки бесстыдного совокупления в качаю-щемся вагоне.
- Не могут пыхтеть потише! - подумал он со смешанным чувст-вом любопытства и легкой досады. И вверху вспыхнул свет ночни-ка.
Сплетение тел на соседнем диване являло поистине живописную картину! Смятая простыня лежала затоптанным комом в ногах, и про нее явно забыли. Кадет белея задницей лежал поверх Линочки, кото-рая обхватила его ногами и теперь замерла в этой выразительной по-зе. Черные трусы Эдика пиратским флагом свисали со щиколотки. Глаз их Мишка не видел, мешала свисающая со стола салфетка, но скорее всего кадет уткнулся носом в подушку, а его пассия смотрит в сторону соседа. Не шевелясь и стиснув зубы, Мишка содрогался от накатывающего хохота. Все случилось так неожиданно, что на па-рочку накатил столбняк, они так и замерли в этой пикантной позе, даже не пытаясь прикрыться. Похоже, что кадет сковывал не только свободу движений подружки, но и ее волю! Пауза явно затягивалась. Наконец послышался сдавленный голос:
- Веруня, не дури!
Под вагоном в очередной раз забухало, дружно ответили ложки и подстаканники. Скосив глаза, Михаил увидел, как Веруня раскрыла книжку на нужной странице - словно происходящее ее не касалось...
- Верка, - гаркнула несчастная любительница развлечений,- Я тебе сейчас юбку задеру и ...
Что она сделает дальше, можно было только догадываться отча-явшийся кадет завладел ее губами и продолжение фразы вылилось в негодующее "М-м-м!.." Зад в юнца стал совершать судорожные воз-вратно - поступательные движения. Свет погас.
- Молодец! - второй раз за сегодняшний день мысленно восхитил-ся Мишка. И словно от этих неудержимых движений вагон заскри-пел, забухал, заметался из стороны в сторону так, что казалось, он со-бирается перескочить на другой путь. Мишку так и подмывало крикнуть:
- Тихо, вы черти, вагон опрокинете! Но с "чертей" и так было достаточно переживаний на сегодняшнюю ночь. Мишка давился от смеха, но молчал. Стаканы дружно забренчали ложками и угрожающе двинулись по краю стола над головой. На ощупь, он попытался поймать их и вытащить ложки, но они тут же откочевали на другую сторону...
Поезд, выплеснув остатки злости - грохотом на стрелках, стал за-медлять ход, вкатываясь на станцию. По вагону протопала сонная проводница. Поезд встал, и стало тихо - тихо. Слышно, как хлопнули двери вагона и, успокаиваясь, громко сопит довольный кадет. Ударил молоточек по металлу, постучал совсем рядом, дальше...
Наступили минуты шаткого равновесия, которые мы можем ощу-тить только в проездах замирающих ночью, на неожиданных полу-станках. Мы внезапно пробуждаемся от неспокойного сна, и словно вывалившись их шума и грохота падаем в бесконечную тишину. На-стороженное ухо ловит редкие команды диспетчерского громкоговори-теля, но они часть этой тишины, они подчеркивают ее непостижи-мость и целомудренность. Кажется, что замерла сама жизнь. Тишина. Начинает щемить там, внутри, где еще живет душа и до слез хочется понять жизнь и ценить ее не так как понимал и ценил прежде... И кажется, что уже близок момент истины, еще немного и наступит некое всеобщее, вселенское прозрение, но лязгают буфера, и пошло, поехало. Очень скоро, эти ночные станции забываются. Забываются, как хорошие милые сны. Рад бы вспомнить, да никак. И никогда не будет в жизни этих станций. Никогда не повторится.
