Я опустил глаза с поднебесной и почти простонал:

- Да-а-а, молю Бога, чтобы ты быстрей налил мне водки!

- Всё-всё, - заспешил Коля. - Здесь водка, здесь закусь. Держи стакаш.

Он сунул мне пластмассовую тару, вмиг открутил "голову" белой бутылке и плеснул полную дозу.

- Куда столько?! - ужаснулся я, но было поздно.

- Целый надо, целый! - со знанием дела ответил Коля, потом ткнул пальцем в бутылку и спросил. - Это что такой? Это - лекарства. Выпить целый и твоя бес будет загнуться, помереть бес. Я всегда так пить, никакой грамуль, никакой капель.

- А-а! - махнул я рукой. - Давай, чёрт с тобой!

- Во-во, - одобрил Коля и налил себе до краёв, осторожно поднёс стакан к моему стакану и словно сказал радостный тост. - Давай, Константина, чёрт с меня! - и одним коротким махом опрокинул водку.

Я шумно выдохнул, крякнул и повторил его подвиг, однако не сразу, а постепенно.

Он широко развернул целлофановый пакет и двинул ко мне - там лежали солёные огурцы, колбаса и чёрный хлеб. Я с нетерпением цапнул огурчик и жадно стал хрустеть, глотая спасительный сок.

Непроницаемый Коля будто и не пил, спокойно сел на скамейку, неспешно отломил черняшку, смачно занюхал и сказал:

- Я тока-тока твой жена встретить, Константина, прямо щас встретить.

- А-а-а-а, ну-ну, - протянул я, конкретно соловея от полного стакана водки, - явилась, не запылилась!

- Да-да, на свой машин приехать, сразу выходить, сразу хорошо здороваться, кивать. Я тожа сказать ему: "здрассь". Очень завидный у тебя жена, Константина.

- Коля, - мрачно пояснил я, - она "приехать не на свой машин" , а на мой машин, машина моя, понял?! И потом, почему она "завидный жена" , что в ней такого?! Что-о-о?!

- Э-э-э, - улыбнулся он и помотал головой, - а ты не знать кабу-то? Э-э-э, хитрая ты, Константина. Он у тебя красивый, хорошо приятный, высокий, длинногачий.

- Нравится?! - я подозрительно посмотрел на него, потому что пьянел.

- Нравися, - кивнул Коля. - Я врать не хотеть, а тебе приятно быть, что такой жена есть. У меня в Калмыки мало-мало низкий женщин, я приехать в Москва и балдеть: какой бывать здесь высокий девушка и женщин, какой чудесный, ай-яй-яй, как твой Оля.

- Да подожди!"Оля"!"Оля"! - оборвал я. - Ты скажи: твоя калмыцкая жена тебе изменяла?!

- Моя калмыцкий жена не может сменять, - уверенно сказал он и достал пачку сигарет. - Она бояться очень, я привязать её рука длинной верёвка к седлу лошадь и дого-дого таскать по сухой степь, умерать может, кирдык будет.

- "Бояться очень"! - передразнил я. - Ничего они не боятся! Чудак ты человек, да ты не узнаешь, как рогоносцем станешь! - и показал два растопыренных пальца.

- У Коли до эти рога дел не дойдёт, - он отрицательно помотал головой и закурил. - У Коли в посёлка каждая дом и каждый улиса уши иметься и глаз иметься. Коля тут же знать начнёт с каким мужчин его жена улыбка строить, ещё до их пастель сразу знать можно.

- А вот, допустим, ты не доглядел, и жена изменила тебе! И что? Неужели привяжешь верёвками к лошади и протащишь по сухой степи? Помрёт же, кирдык будет!

- Пускай мрёт, пускай кирдык, дома позор не быть. Вся посёлка благодарна станет, потому, как другой жена не хотеть повадно.

- Какая же тут благодарность, если ты человека убьёшь? Убийца, и всё тут!

- Зачем убивца? Праведливый калмыка! - с достоинством сказал Коля и глубоко, с удовольствием затянулся сигаретой.

- Как у тебя всё просто! - я шлёпнул рукой по колену и пьяненько хмыкнул. - Протащил слабую беззащитную женщину по смертельным, засохшим колдобинам, обтесал её нежное тело как палку, и на тебе: справедливый калмык!

- Я так тебе сказать, Константина, калмыцкий закона сурова: есть степь, есть зной, есть лошадь, есть плётка-камча, а твой жалкий слеза и мягкий душа - всё далёк от нас.

- Ого, да ты - садист! - обругал я Колю. - А ну, дай сигарету!

Дворник улыбнулся:

- Бери-ка, пожалуй. Я - не садиста, Коля - правильный калмыка.

Он дал мне прикурить, я затянулся и поплыл ещё больше:

- Да чёрт с тобой, будь себе на здоровье справедливой и правильной калмыкой! Но ты должен быть ещё и зоркой калмыкой! - я нагнулся ближе к нему и потаённо прошептал. - А теперь скажи: ты мою жену с кем-нибудь видел около нашего дома? . . Только правду:

- Э-э-э, - протянул Коля и внимательно поглядел на меня, будто что-то заподозрил. - Э-э-э, Константина.

Он ответил не сразу, и от этой паузы мне стало ясно, что дворник видел немало. Коротким и точным щелчком пальцев он сбил огонёк сигареты и положил окурок на край скамейки, затем взял огурец, откусил половину, моментально схрупал, кинул вдогонку недоеденный кусок черняшки и только теперь сказал:

- Я, Константина, очень видать твой Оля с кем-нибудь. Видать-видать.

- С кем?! Говори, не тяни!

- С твой папа.

- Часто?!

- Частенько бывать.

- Ну и как "бывать"?! - нетерпеливо спросил я. - Как?!

- Иногда бывать из подъезда выходить рядом друг с дружка, в папин машин садиться, уезжать шибко быстро.

- Утром?! - перебил я.

- Бывать утро уезжать и день уезжать, а бывать вечер приезжать.

- Значит, - задумчиво протянул я, - вместе уезжали утром и днём, а иногда "друг с дружка" приезжали вечером? . . Значит, подружились, говоришь? . .

- Наверна так, так-так, - утвердительно кивнул Коля.

- Чего "так-так"?! Ты что, точно знаешь?!

- Э-э-э, Константина, - и он мягко погрозил пальцем, улыбнулся, - ты спросить меня: видать ли я Оля с кем-нибудь? Я сказать тебе: я видать с твой папа, а больше Коля не знать. Про дружба Коля ничего не знать.

- Да откуда тебе действительно знать... ты свечку не держал... А не помнишь, сколько раз видел? . .

- Помнишь, конечно. А тебе какая месяц нужно?

Я ошарашено поглядел на него, и мои глаза должно быть округлились:

- Ну, ты даёшь, Коля-калмыка! По месяцам помнишь?!

- Конечно, - ответил он просто.

- Ну и ну! - помотал я головой, но скорее не оттого, что Коля помнил всё по месяцам, а именно оттого, что эти поездки отца с моей Оленькой насчитывали огромный срок. - А ну, скажи хотя бы за прошлый месяц и за этот тоже!

- Значится так, прошлая месяц: пятый числа, десятый числа, девятнадцатый числа, тридцатый числа. Эта месяц: седьмой числа и пятнадцатый числа.

Я несколько секунд помолчал, пристально глядя на Колю, а потом показал на бутылку:

- Налей-ка:

Он быстро плеснул остатки водки.

Я жадно, в какой-то спешке схватил свой стакан, выпил, отломил корку чёрного хлеба, занюхал и продолжил:

- А как же ты числа запомнил?!

- Природа помогай. Пятый - дождь сильный шла, весь двор море-море был. Десятый - спина чтой-то шибко стонай. Девятнадцатый - воздух очень зимой пахнуть. Тридцатый - мёртвый ворон в мусор попался. Седьмой - вся облака в небо был хорошо на степной кобыл похож. Пятнадцатый - первая снег случайно летай.

- Ну и ну! Ты чего, чудотворец калмыцкий, по вехам живёшь что ли?!

- Вехам-вехам. Калмыки тесно с природой жить, она давай нам вехи, а мы сильно-сильно запоминай всё.

- А может отгадаешь, где я-то в то время был, а?!

- Э-э-э, не можно гадать, это не гадалка, - Коля помотал головой, а потом залпом махнул свою водку.

- Ага-А-А... - вспомнил я, - наверное, я уезжал на машине на дачу... Много раз уезжал с самого ранья и до самого поздна... помню, отвозил мастерам деньги, проверял работу, ездил с ними за досками, блоками, шифером... А раза два мотался на машине в Подольск за архивом: для газетной статьи: статья о подольских курсантах... Вот эти самые числа и есть! Точно! Точно! А ты помнишь что-нибудь необычное в те моменты, когда они были вместе?!

Коля доел огурец и ответил:

- Помнишь-помнишь. Когда приезжать поздно вечер, Оля часто выходить из папин машин с большим цветочка, много-много цветочка, папа выходить с огромным торта, пузатый шампанский и целовать Оля в щёчка!

Я взял пустую бутылку и начал нервно крутить:

- В щёчку, говоришь?! Ты ошибся! В губы!

Он вдруг усомнился:

- Хотя... во двор темнота спускался, я мог щёчка ошибка видеть... но целовать точно.

- Суду всё ясно! - я так крутил бутылку, что готов был швырнуть в темноту, но не швырнул, а только резко спросил. - А где водка?! Всё что ли?!

- Всё, однако. Сбежать?

- Сбегай! Только быстро! Чёрт возьми, сначала так хорошо взяло, а потом сразу пропало!

- Щас-щас, - успокоил он. - Ты второй бутылка выпить, и сразу тебя сильно взять и совсем не пропадать.

Как только Коля цапнул деньги, я слегка попридержал их в руке и похвалил его, глядя в раскосые глаза:

- А тебе в Царской России цены бы не было как дворнику-доносчику и на заре Советской милиции тоже! Ты очень лихо всё запоминаешь!

- Э-э-э, зачем доносщика? - он вроде обиделся. - Зачем Царский Росий, зачем Советский мент? Коля честный калмыка. Ты честно спрашивать, я честно отвечать.

- Ладно-ладно, не обижайся, я же по-дружески! Давай, беги! Хочу ещё выпить, очень хочу-у-у! . .

Я вошёл в подъезд неровным ломаным шагом, вцепился рукой за периллы, с большим усилием поднялся к лифту и нажал чёрную кнопку вызова. Пока спускалась кабина, я пьяненько бурчал под нос, глупо дразня самого себя и тыча в лицо скрюченную фигу:

- На тебе, Костик - мобильный джойстик! На тебе, Костик - ржавый гвоздик! На тебе, Костик - крысиный хвостик!

Дверцы лифта открылись, моё тело ввалилось, прижалось спиной к стенке, а затылок откинулся назад. Постояв так несколько секунд и глядя на жёлтый глаз верхней лампы, я вдруг издал грозный, звериный рык и со злостью вдавил кнопку девятого этажа, кабина дёрнулась и поехала наверх.