- Конечно, вы только гладились, осталось только понять, насколько глубоко он тебя гладил - придется нам сейчас попытаться это увидеть собственными глазами.
Девчонка дернулась было прочь, но я удержал ее за талию, справедливо полагая, что желание матери более подробно знать о жизни дочери вполне законно.
- Не убегай, моя юная леди, позволь маме все увидеть собственными глазами и успокоиться.
- Хорошо, мамочка, я тебе все покажу, но я же не могу дать увидеть это чужому, - забеспокоилась девочка.
- Боюсь, я не смогу с достаточной уверенностью сделать выводы, - парировала мама, - Для полной уверенности мне необходимо знать мнение постороннего достаточно опытного в таких делах человека. Так что, сейчас мы выйдем на пару минут, чтобы ты могла подготовиться, а когда вернемся назад, ты должна лежать на этой постели вся голенькая и готовая.
После этих слов она непоколебимо поднялась и поманила меня за собой. Когда мы вышли, женщина вдруг горячо прильнула ко мне всем телом и сбивчиво зашептала:
- Спасибо тебе, спасибо, кажется, я побывала в раю. Хочешь, я подарю тебе за это свою девушку.
- Нет, - предложил я, - наоборот, если она уже женщина, я возьму ее с наслаждением, а если девушка - сохраним ее девственность и, лучше, побалуем ребенка язычками.
- Да, да, - обрадовалась она лучшему решению, - Кажется, я совсем потеряла голову, если подставляю так своего ребенка.
- Не переживай, вы обе будете в полном порядке, - успокоил я.
Мы вернулись в спальню и с жалостью увидели, как наша малышка лежит на животике, уткнувшись головой глубоко в подушку в одних сбитых между ягодичек трусиках, вжавши грудки в подставленные ладошки, и горько плачет.
Я нежно погладил ее по спинке, лопаточкам, вздрагивающим плечикам:
- Чего ты испугалась, лапочка, мы не сделаем тебе ничего дурного.
- Я не хочу, чтобы ты видел все. Это мое, я даже маме не хочу это показывать.
- Ну, хорошо, - я сделал попытку договориться, - Что бы ты хотела взамен?
Мои слова произвели на девочку магическое действие. Она сразу перестала всхлипывать и повернула ко мне чуть опухшее личико. Слегка поколебавшись, она испуганно выпалила:
- Хочу держать его в руках и смотреть, как он истекает.
От неожиданности я представил себе это настолько явно, что тот, о ком шла речь, едва не поторопился и едва не лишил юное создание желанного зрелища.
- Сделаем проще, - решил объединить я в одном удовольствия для всех, - я позволю вам с мамой как следует связать меня, а там делайте со мной все, что сможете. Но учтите - я буду сопротивляться.
Обе проказницы настолько загорелись этой идеей, что тут же с визгом бросились обнимать меня.
- Стоп-стоп-стоп, - напомнил я, - мы еще не выполнили одно маленькое предварительное условие.
Девчонка тут же притихла, разрумянилась и непроизвольно сжала ножки. Зато мама стала очень деловитой:
- Давай, солнышко, не лишай нас обеих такого удовольствия.
- Ну, хорошо, - сказала Леночка, - только, чтобы я успокоилась и далась до конца, сначала поласкайте мои грудки.
С этими словами юная красавица опрокинулась навзничь и широко раскинула руки. Мы с мамочкой переглянулись и, молчаливо поделив между собой правую и левую прелести, окунулись кончиками пальцев, а потом и носами в душистую, по-детски сладковатую плоть. Оказалось, что слегка намечающиеся розовенькие Ленкины сосочки едва ли не самая чувствительная зона формирующегося тела. Во всяком случае, ребенок стонал и трепетал в объятиях наших пальцев и губ так, что мы уже начали опасаться за ее детский рассудок.
- Ну, все, все, хватит, - сказала, наконец, мамочка и принялась налаживать большую настольную лампу как раз напротив истомно вытянутых стройных ножек.
Увидев подобные приготовления, Леночка снова забилась мелкой дрожью, завела глазки и принялась причитать:
- Ой, мамочка, спаси, ой, мамочка, вы что - и трусики сейчас будете снимать? Ой, мамочка, мне срамно, можно я не буду раздвигать ножки?
Не обращая внимания на дочкины заклинания, мама закончила свои приготовления, включила лампу, отрегулировала свет так, чтобы он падал в нужное место, и деловито спустила трусишки вдоль бьющихся друг о дружку бледных ножек.
- Киска, а у тебя уже солидный пушок, - заметила она, - завтра будем учиться делать прическу.
Я запустил свои пальцы в открывшиеся мягкие волосики и успокаивающе положил ладонь на разволновавшийся девочкин лобок:
- Откройся нам, лапонька, - и... ты знаешь, кто тебя ждет.
Леночка слегка помедлила, потом зашептала:
- Ой, стыдно, как стыдно! - и повела... повела свои коленочки потихоньку в стороны. Слипшиеся от уже давно истекающего нектара нежные лепестки медленно разошлись, и мы увидели все - все, что так прячут бедные девушки, все, что наша Леночка так не хотела открывать нашим взорам.
- Да ты девушка, милая! - воскликнули мы в один голос, и ответом нам был глубокий, почти звериный от нестерпимого стыда стон.
- Вот вы все и видели, - сказала, переведя дух, девочка, и калитка уже была готова захлопнуться.
- Нет, постой, мы еще не отблагодарили тебя за твое послушание, - задержала своими руками дочкины коленки мама.
И мы прильнули разом к этому ароматному, источающему ласковое тепло и вожделение источнику. Мы исступленно терзали юную деву нашими языками и губами, перемазали наши лица ее сладкими соками, перецеловались друг с другом, упились ее вскриками, конвульсиями и бешенным комканьем простыни неугомонными пятками и руками. Не знаю, сколько раз за это время ее маленькая маточка отдала должное нашим стараниям, но несколько спустя все трое лежали почти без чувств - мы влажные до пояса, она - от пояса и с совершенно бессмысленной фразой на устах:
- Прекратите еще, пожалуйста, еще прекратите...
Однако, за все удовольствия надо платить - теперь пришел мой черед. Я откинулся на спину, просунул кисти рук между прутьями кровати, закрыл глаза и замер.
Вскоре вокруг меня началось какое-то движение, неясные голосовые сигналы, я услышал торопливый топот босых ног, звук выдвигаемых ящиков, неопределенное позвякивание, потом напряженное сопение где-то у головы - и вдруг легкий металлический щелчок и ясное ощущение закрывшихся на запястьях наручников. Видно, мама была не последним человеком в умении предаваться утехам.
Я открыл глаза и улыбнулся:
- Ну, вот я и ваш, желаю хорошо повеселиться.
Отчего-то напряженные лица моих девчонок сразу прояснились, разгладились и налились вожделением запретных приключений.
- Мамочка, давай скорее задерем ему рубашку, - простонала маленькая.
- Не торопись, дочка, мы будем расстегивать по одной пуговичке, начиная сверху, и очень медленно.
- Мамочка, я не могу - у меня руки совсем трясутся - ты сама расстегивай.
Старшая девочка села на мое бедро своим восхитительным гладким лобком и принялась делать задуманное. В это время младшая развернулась попкой в сторону моего лица и так и ерзала у меня перед глазами девичьими прелестями, нисколько уже не заботясь тем, что я вижу что-то запретное.
Когда первая процедура была закончена, повисшее было напряжение и все остальное снова сильно поднялось. Девочка, затмившая мне весь белый свет своей попкой, буквально оцепенела, и я отчетливо увидел, как быстро и неотвратимо набухают и увлажняются ее губки.
- Мамочка, какой он волосатый, как будто вообще никогда не брился, - удивилось наивное дитя.
- Да уж, какой есть, дочка, бери - он твой.
- Такой мне не нужен - я его боюсь. Я хочу гладенького, совсем без волосиков.
Я вспомнил, что совсем недавно вытворял с этими особами, нисколько не считаясь с их мольбами и стыдом, и меня прошиб пот.
- Дочка, я думаю, мама сейчас объяснит тебе, что мужчины там, собственно, никогда и не бреются.
- Ну, какие-то мужчины, может быть, и не бреются, - съехидничала мстительно мама, - а ты сейчас будешь у нас бриться - я не хочу, чтобы ты пугал ребенка своим неэстетичным видом.
Это было как приговор. Мне оставалось только с ужасом наблюдать, как две насильницы вставляют в бритву новое лезвие, деловито выбирают подходящий по аромату крем для бритья, взбивают помазком пену и могучими усилиями, достойными лучшего применения, просовывают под меня какую-то пеленку.
Мои робкие попытки оказать хоть какое-то сопротивление были пресечены на корню:
- Выбирай, или мы тебе его аккуратно побреем, или случайно сбреем, - сказала хладнокровно старшая, покручивая в пальцах уже готовую бритву.
- Побрить будет правильнее, - обреченно согласился я.
Мои девочки наслаждались процессом до самозабвения - придумывали мне какие-то все более короткие прически, осуществляли свои задумки, фотографировали результат и тут же начинали обсуждать новые парикмахерские идеи. Когда они полностью оголили и освежили одеколоном лобок, оказалось, что он плохо сочетается с обросшими яичками. Брить яички традиционным способом не всегда возможно - время от времени мне пришлось знакомиться с их умением пользоваться рейсфедером. Ради искусства пришлось терпеть. Я, как мог, отвлекал себя от процесса созерцанием окружающего. И было на что посмотреть. Два молодых, совершенно обнаженных и до крайности возбужденных тела вертелись вокруг меня так и сяк, в пылу творчества представая в самых невообразимых и умилительных позах - так что мой пестик жестоко млел от постоянного перевозбуждения и, то и дело, мешал им произвести необходимое действие.
Наконец, и яички стали похожи покровами на младенческие. Но тут пришел черед моей попки.
- Брить - так все, - философски изрекла маленькая.
Когда они перевернули меня на живот, мне поневоле пришлось приподнять зад повыше и, таким образом, предоставить им полный доступ ко всему, к чему им было нужно. Пребывая в такой мало удобной позе, я утешался лишь ласками, которыми они сопровождали свое копошение меж моими половинками. Последними были мои бедра - дальше крем подошел к концу, да и желание продолжать тоже.
- Гладенький, совсем гладенький, - замурлыкали довольные результатом парикмахерши, массируя и ублажая каждую клеточку моего тела между пупком и коленями.
