На следующее утро, точно по расписанию, Мэри приехала в квартиру Джун и обнаружила ее в том же положении, в котором она ее оставила. Мэри оглядела спящее тело Джун, туго затянутое в кожаный спальный мешок, и вздохнула. Как бы Мэри хотелось, чтобы это была она, а не Джун! Подойдя к кровати, Мэри осторожно поднялась и встала на колени рядом с Джун.

Осторожно, стараясь не напугать ее, Мэри протянула руку за голову и, отстегнув кляп, с некоторым трудом вытащила его изо рта Джун. Ремешок кляпа прилип к ее лицу от засохшей слюны, пота и, как показалось Мэри, слез. Мэри было неприятно осознавать, что именно она заставила Джун пройти через это испытание, но именно этого Джун жаждала все это время. Полное неизбежное рабство - вот что было нужно Джун. Нет, это было нечто большее. Это было ненасытное желание. Мэри не знала никого более одержимого подобным рабством, кроме, конечно, себя самой.

Все еще спящая Джун выглядела ужасно. Ее волосы представляли собой крысиное гнездо. Джун не накрасилась, прежде чем оказаться в таком положении, и это ее не волновало. Мэри беспокоило лишь то, что ей удалось вытащить кляп, причем Джун даже не пошевелилась во сне. Мэри придвинула голову к груди Джун и прижала ухо к коже, чтобы послушать сердцебиение. Мэри с облегчением услышала сильный и медленный регулярный ритм Джун и наслаждалась тем, как медленно поднимается ее голова, когда Джун медленно вдыхала и выдыхала.